- Йон Хеллевиг
- 04.03.2016
- 2842
Российская экономика страдает не от «голландской», а от «либеральной болезни»
В последнее время в прессе снова появилась масса статей, отвергающих успехи России по развитию собственной промышленности, предрекающих неудачу программе импортозамещения и твердящих о том, что Россия якобы страдает от «голландской болезни».
Такие статьи попались мне на глаза как раз тогда, когда я работал над своим докладом о несомненном успехе России в этих областях. Должен признаться, что хотя я жутко устал спорить с этими бестолковыми экспертами-самозванцами, продолжающими тиражировать одну и ту же уже навязшую в зубах пропагандистскую шелуху, тем не менее решил-таки принять вызов и объединить свой отчёт с обсуждением программы импортозамещения в России и мнимой «голландской болезни». Основная идея моего отчёта состоит в том, что Россия не страдает и никогда не страдала от пресловутой «голландской болезни», которая, пожалуй, является всего лишь избитой умной фразой из репертуаров экономистов-попугаев. В этом докладе я поясню, почему я считаю, что Россия страдает от того, что правильнее всего можно было бы назвать «либеральной болезнью». Хотя Россия сейчас уже в значительной степени и избавилась от «либеральной болезни», она продолжает страдать от последствий этой напасти, например, в виде постоянных голословных статей-тирад в западной прессе и их либеральных подпевал в самой России, сопровождаемых криками из Парижа или откуда-то еще, где им время от времени удаётся свить себе гнездо. В действительности же всё ещё сложнее, потому что, как мне кажется, большая часть правящей элиты, в том числе члены правительства и Центрального Банка, по-прежнему упорно цепляются за несостоявшуюся «либеральную болезнь». Складывается впечатление, что президент Путин и его администрация находятся на стороне здравого прагматизма, тогда как другие элементы государства по-прежнему тяготеют к «либерализму». А это очень не хорошо.
Прежде чем приступать к более обстоятельному обсуждению заявленной темы, хотел бы изложить факты, как они есть в настоящее время.
Доля нефти и газа в ВВП составляет 12–14%
Прежде всего существует устойчивое заблуждение насчёт доли нефти и газа в российской экономике. В недавней статье в журнале Forbes под заголовком «Хотя Россия и выстояла под натиском урагана санкций, её «голландская болезнь» продолжает обостряться» (Despite Weathering Sanction Storm, Russia’s ‘Dutch Disease’ Gets Worse) Кеннет Рапоза (Kenneth Rapoza) хочет, чтобы мы поверили в то, что после недавнего снижения доля нефти и газа в ВВП России будет составлять «около 25–30%». Остаётся только сожалеть о том, что такое солидное уважаемое деловое издание как Forbes допускает такие откровенные ошибки в своих публикациях. В действительности в 2013 году доля нефти и газа в ВВП составляла 16% (по данным Всемирного банка). (Это можно проверить, пройдя по данной ссылке. Там приводится показатель по России — 18,8%, однако это показатель совокупных природных ресурсов, а не только нефти и газа.) Хотя ещё и не опубликованы официальные данные за 2014–2015 годы, мы тоже должны допустить, что этот показатель снизился за последние годы. Это естественно, если учитывать то, что цена на нефть упала почти в три раза, и при этом падение экономики в целом оказалось существенно меньшим. Совокупное снижение ВВП за 2014–2015 годы составило прим. -3%. Основываясь на этих данных, можно заключить, что в настоящий момент доля нефти и газа должна составлять около 12–14%
Отечественная промышленность стала практически самодостаточной, а экспорт диверсифицируется
В общем, эти люди страдают от неспособности найти отличия между двумя совершенно разными понятиями: что такое диверсифицированная экономика и что такое диверсифицированная структура экспорта. Энергоносители преобладают в структуре экспорта, а не экономики в целом. На самом деле отечественные отрасли экономики поразительно диверсифицированы. Лучшим подтверждением этого является статистика объёма импорта после двух лет санкционной войны и падения цен на нефть. Сегодня объём импорта России находится на очень низком уровне. В январе 2015 года объём импорта снизился ещё на 18% по сравнению со снижением на 41% в предыдущем году, а совокупное сокращение импорта составило 50% с 2014 года. Объём импорта России составил 8,1 млрд долларов США (без учёта импорта из стран СНГ, который может добавить еще около 1 млрд долларов США), что всего в два раза больше объёма импорта крохотной Финляндии с населением в 30 раз меньше. При этом промышленность продолжает работать в штатном режиме
Здесь кроется любопытный факт об абсурдном утверждении, что Россия не диверсифицировала свою экономику. Как может жить и функционировать практически без импорта страна с недиверсифицированной экономикой и с населением почти в 150 млн человек с уровнем благосостояния, соответствующим уровню развитых стран? За прошедшие два года кризиса объём промышленного производства в России несколько сократился, но по большому счёту это сокращение не столь велико и лишь отражает незначительное сокращение потребления, которое в большинстве своём обусловлено запредельно высокими процентными ставками, удерживаемыми Центральным банком России. (Об этой проблеме я писал здесь.) В общем и целом, все отрасли промышленности функционируют и развиваются, и это происходит при минимальном объёме импорта.
В ответ на шквальный огонь бессодержательного порицания недиверсифицированной структуры российского экспорта я всегда утверждал и утверждаю, что изменение структуры экспорта — это главным образом вопрос времени. Моя точка зрения состоит в том, что промышленный потенциал России был в значительной степени уничтожен к концу 1990-х годов, и начало реиндустриализации было положено только после того, как Владимир Путин стал президентом России в 2000 году. Это было весьма закономерно, что восстанавливаемые отрасли промышленности тратили первые 10-15 лет своей деятельности сначала на удовлетворение огромных потребностей внутреннего рынка и поэтому не имели возможности экспортировать свою продукцию. Собственно говоря, я не думаю, что какая-нибудь компания вообще начинала свой жизненный цикл с поставки продукции на внешние рынки. Это было бы лишено всякой логики. Компании не занимаются экспортом, потому что это весело и забавно (хотя, конечно, некоторым руководителям очень нравятся заграничные командировки), тем более они не экспортируют ради того, чтобы обеспечить макроэкономическую статистику. Компании занимаются экспортом, когда становятся солидными организациями, достаточно устойчивыми в финансовом отношении, и располагают достаточно сложившимся ассортиментом продукции. А российская промышленность только сейчас начинает достигать такого уровня развития. К этому обсуждению я ещё вернусь ниже с критикой навязывания темы ложной «голландской болезни» при обсуждении состояния российской экономики. А тем временем давайте обратимся к статистике, которая действительно показывает, что структура экспорта только-только начала диверсифицироваться.
Статистика говорит сама за себя
Хорошие новости состоят в том, что Россия шаг за шагом приближается к заветному состоянию (какой бы нелепой эта мечта не казалась), когда пропорциональная доля энергоносителей в структуре её экспорта будет стремительно сокращаться, как это показано на графиках ниже. Я решил представить данные, приводя месячную статистику за декабрь каждого года вместо полного года, чтобы более ясно показать динамику изменений.
Синяя область диаграммы обозначает экспорт сырой нефти и газа, а бордовая — экспорт нефтепродуктов. В 2013 году экспорт нефти и газа составлял 70,5% от совокупного объёма экспорта, тогда как на всё остальное приходилось 29,5%. Однако, строго говоря, нефтепродукты — это товары промышленного производства, и поэтому их следует учитывать отдельно от сырой нефти. С учётом этого видно, что экспорт сырой нефти и газа составлял 47,3%, а прочий экспорт — 52,6%. К декабрю 2015 года доля совокупного объёма экспорта нефти и газа снизилась до 53,5%. А если снова объединить нефтепродукты с промышленными товарами, то окажется, что доля сырой нефти и газа снизилась до 35,7% и составляет около трети совокупного объёма экспорта. В общем и целом, на графике за декабрь 2015 года показана достаточно здоровая структура экспорта. Примечательно, что доля экспорта машин и оборудования достигла 13,2%.
Выше я назвал нелепой мечту (да, либералы об этом мечтают) о сокращении доли экспорта энергоносителей. Как мне кажется, эта цель противоречит здравому смыслу. Конечно, России следует продавать как можно больше нефти и газа, даже если это составит 90% от совокупного объёма экспорта. Вопрос не в этом, а в том, сколько в абсолютном выражении составляет российский экспорт других товаров и промышленной продукции. Если посмотреть представленную статистику, можно заметить, что эта либ-мечта («либ» от «либеральный» и «либидо») на первый взгляд уже была достигнута главным образом за счёт снижения экспорта энергоносителей, а не за счёт роста других сегментов. Однако такое толкование не было бы достаточно корректным, поскольку в действительности наблюдалось существенное увеличение физического объёма экспорта продовольствия и промышленных товаров. Следует понимать, что рубль девальвировался практически в три раза по отношению к доллару, и всё же стоимость несырьевого экспорта в долларах остаётся достаточно стабильной. В связи с этим следует помнить, что в то же время инфляция была существенно ниже, составив прим. 25% в совокупности за 2014–2015 годы. А это означает, что российские компании сейчас получают гораздо больше рублей за свой экспорт, что обеспечивает им устойчивую прибыль, которая позволяет им развиваться дальше и создавать новые виды продукции. И всё же неправильно рассматривать показатели российского экспорта и другую макроэкономическую статистику с точки зрения доллара США. Такая практика редко применятся в отношении других стран.
Эти показатели экспорта говорят ещё и о том, что у России была и есть экспортно-ориентированная промышленность, а не только нефть и газ. На графиках ниже показано, как закрывался разрыв между этими показателями, и, что сегодня несырьевой экспорт почти полностью покрывает весь импорт, при этом положительный торговый баланс обеспечивается за счёт экспорта нефти и газа.
Россия вполне сможет за пять лет удвоить объём экспорта
Анализируя тенденции развития экспорта и промышленности в целом — и де-факто успешную реализацию программы импортозамещения, о которой недавно писал Александр Меркурис (Alexander Mercouris) — я вижу огромный потенциал для дальнейшего роста экспорта продукции несырьевого сектора экономики. Если России удастся поддерживать текущий валютный паритет, то только одно это уже сможет обеспечить рост экспорта во всех отраслях экономики. Однако Россия также получит увеличение экспорта от усилия развития собственной промышленности. Самое важное, что огромный рост обещает авиационная промышленность, которая на протяжении предстоящих пяти лет будет выпускать новые и обновлённые самолёты (в том числе магистральный самолёт «Иркут МС-21»). Одна только авиационная промышленность сможет в предстоящие пять лет увеличить объём несырьевого экспорта прим. на 50%. К другим новым экспортным отраслям экономики с большим потенциалом относятся судостроение, электроника, фармацевтика и автомобилестроение. После недавней успешной демонстрации Россией своего военного арсенала на мировой арене также можно ожидать и дальнейшего роста этой отрасли. (Кроме того, эта отрасль может также послужить ледоколом для всех остальных экспортно-ориентированных отраслей экономики.) Плуг важнее меча: за последние несколько лет далеко вперёд шагнула пищевая отрасль экономики, обогнав оборонно-промышленный комплекс по объёму экспорта. Но и у этой отрасли по-прежнему есть возможности для дальнейшего существенного роста. Кроме сельскохозяйственной продукции, следует ожидать, что Россия выйдет на мировые рынки со своей мясной продукцией и переработанными продуктами питания.
С учётом всего этого считаю, что не обязательно быть излишне оптимистичным, чтобы ожидать по крайней мере удвоения российского несырьевого экспорта через пять лет. В то же время, у нынешних западных экспортёров есть всего основания для беспокойства. Россия — не единственная незападная страна, которая шагает вперед — другие страны тоже отвоёвывают свою долю рынка у Запада. Есть ещё один примечательный момент: большинство западных стран в огромной степени зависят от экспорта автомобилей, самолётов и фармацевтической продукции. Кажется, что они продают автомобили друг другу. Это представляет большой риск для экономик этих стран. Выход России и Китая на рынок авиационной продукции также должен беспокоить Запад. Это может повлечь за собой как риск потери доли на рынке, так и снижение ценовой маржи. Да и в отношении фармацевтической продукции я поставил бы большой знак вопроса.
А теперь давайте вернёмся к обсуждению ошибочного мнения о том, что Россия страдает от «голландской болезни».
Нет никакой «голландской болезни»
В упоминаемой выше статье Рапоза утверждает: «Голландская болезнь», этот мерзкий вирус, который атакует богатые природными ресурсами страны, всё ещё находится в российской крови». Однако он совершенно не предоставляет никаких доказательств этого. Он даже не ссылается ни на один статистический показатель кроме откровенно ложного утверждения, взятого им с потолка, что доля нефти и газа составляет «25–30% от ВВП России». Поэтому в этом отношении данная статья не представляет никакого интереса. Да и по другим аспектам она ничуть не лучше. Напротив, она является хорошим образцом «либерального» вируса, поразившего западный анализ российской экономики. Один из симптомов заражения этим вирусом — заражённое лицо начинает искать «голландскую болезнь» там, где её нет.
Это понятие хорошо объяснили в журнале The Economist, которому и принадлежит его авторство. Вот что они пишут об этом сейчас: “Журнал The Economist ввёл этот термин в обращение в 1977 году для описания проблем в экономике Голландии. В 1959 году были открыты большие запасы газа. Экспорт Голландии резко вырос. Но, как мы отмечали, существует большой контраст между «внешним здоровьем и внутренними недомоганиями». С 1970 по 1977 годы безработица выросла с 1,1% до 5,1%. Корпоративные инвестиции падали. Мы объяснили решение этой головоломки, указав на высокую стоимость гульдена (голландской валюты на тот момент). Экспорт газа повлёк за собой приток иностранной валюты, который привёл к увеличению спроса на гульден и его укреплению. В результате этого остальные отрасли экономики стали менее конкурентоспособными на международных рынках”.
Вот! Это и подтверждает моё подозрение, что всегда следует с определённой долей скептицизма относиться ко всем этим расхожим экономическим истинам (de omnibus dubitandum, сомневайся во всём). Как видно, не вполне ясно, было ли даже изначальное понимание этой концепции правильным. Может, и сама Голландия никогда не страдала от «голландской болезни»? Насколько я знаю, 1970-е годы, на которые со всей своей мудростью ссылается журнал The Economist, совпали с аналогичными неблагоприятными условиями по всей Европе, о чём можно узнать из этой статьи. Дело в том, что экономисты любят использовать такие шаблонные термины, не вникая в их суть, потому, что термины-то прибавляют им видимость того, что они тоже занимаются настоящей наукой.
Как бы то ни было, давайте предположим, что такая «голландская болезнь» всё-таки имела место. В таком случае диагноз звучал бы примерно так:
«Голландская болезнь» — это ситуация, при которой источником значительной доли национального богатства является экспорт доминирующего природного ресурса, но остальные отрасли экономики при этом испытывают спад. Причиной этого является укрепление национальной валюты вследствие внушительных доходов, получаемых от экспорта этого доминирующего природного ресурса. Затем экспорт на мировые рынки других товаров становится менее конкурентоспособным (более дорогим), а импорт — более дешёвым. В результате этого другие отрасли экономики становятся менее рентабельными и менее привлекательными для инвестиций, тогда как добывающие отрасли захлёбываются от инвестиций.
Единственное из всего этого, что применимо к России, — это то, что в структуре её экспорта доминируют нефть и газ. Однако ни одно из предполагаемых последствий неверно в случае с Россией. Конечно, доходы от экспорта оказали влияние на внутренний уровень цен. Однако насколько велико было это влияние, совершенно неясно. Во всяком случае, суть вопроса заключается в том, что общий уровень цен в России постоянно оставался существенно ниже общего уровня цен в Европе и на Западе в целом. Это подтверждается тем обстоятельством, что паритет покупательной способности ВВП России постоянно превышал номинальный. При этом нефтегазовые отрасли никогда не привлекали существенную долю трудовых ресурсов (около 2% от общей численности занятых трудовых ресурсов). Что характерно, на протяжении всех этих лет в России наблюдался излишек капитала. Он был насколько велик, что нам постоянно приходилось читать в деловой прессе об «утечке российского капитала». В реальности это означало, что Россия инвестировала свой капитал за рубежом. Таким образом, не было никакого недостатка капитала для других отраслей экономики. И как было продемонстрировано выше, в действительности же Россия невероятно развивала все другие отрасли экономики и теперь является практически самодостаточной во всех отношениях. Как я подчёркивал, хотя структура экспорта всё ещё диверсифицирована недостаточно, отечественная промышленность диверсифицирована вполне. В связи с этим хочу сослаться на своё исследование о развитии российской экономики с период с 2000 по 2014 годы. В этом исследовании также показано, как Россия, вопреки всем сказкам о «голландской болезни», субсидировала развитие друг их отраслей экономики за счёт увеличения налоговой нагрузки на экспорт нефти и газа, применяя при этом относительно низкие ставки налога на бизнес в целом. Кроме того, следует учитывать и тот факт, что прибыль от продажи энергоносителей откладывалась в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния России.
«Либеральная болезнь»
Итак, нет никакой «голландской болезни». Россия страдала от «либеральной болезни».
Либеральная болезнь берёт своё начало в эпохе Михаила Горбачёва, когда был взят курс на обновление экономики СССР под знаменем Перестройки. На самом деле я не стал бы обвинять только Горбачёва в этой катастрофе. Полагаю, что этот курс был задуман тогдашней советской элитой, в том числе военным руководством и руководством спецслужб. А Горбачёва назначили лишь лицом для его воплощения. Конечно, его неуклюжее управление только усугубило и без того разрушительную «либеральную» паническую реакцию советского руководства. Если сравнить советский курс с китайским, то станет очевидно, как советское руководство промахнулось абсолютно во всём. Китай постепенно вводил рыночные отношения, сохраняя при этом сильное государство в форме партийной диктатуры. Советский Союз, наоборот, совершал неравномерные скачки во всех направлениях: в результате отмены руководящей роли КПСС, спецслужб и силовых ведомств было ослаблено государство. Убрали советские государственные структуры, но ничего не назначали взамен, формально оставили старую власть, которая уже пуста изнутри. Так как свято место пусто не бывает, его быстро заполнил криминал и недоброжелатели России. Результатом стала анархия. Были введены рыночные отношения, но воспользоваться ими смог только криминал. Промышленность была полностью лишена инвестиций в модернизацию. Номенклатура и бандиты получили возможность явно или тайно воровать активы и денежные потоки. Результатом стал полный хаос и распад Советского Союза.
Затем в 1991 году к власти в России пришёл Борис Ельцин, которого, к сожалению, окружали лишь проходимцы и «либералы». Последние толкнули Россию на проведение самого разрушительного экономического и человеческого эксперимента в истории, получившего меткое название «шоковая терапия». А затем последовала разорительная и глубоко укоренившаяся анархия. Очевидно, что при таких условиях было невозможно вкладывать средства в развитие промышленности, проведение её модернизации и диверсификации.
Таким образом, на протяжении 15 лет после прихода к власти Горбачёва и до конца ельцинского периода в 2000 году Россия страдала не от «голландской», а от «либеральной болезни».
Когда Владимир Путин наконец стал президентом России в 2000 году, экономика страны и её промышленная база были полностью разрушены. И только с этой точки зрения и можно анализировать развитие российской экономики в сколько-нибудь разумных экономических терминах. Совершенно бессмысленно сравнивать условия анархии в России с условиями в Голландии или любой другой стране, которая воспользовалась выгодами упорядоченного социально-экономического и исторического развития.
По мере того как либеральная идеология утрачивала своё влияние, жизнь в России стала быстро налаживаться, демонстрируя поразительные результаты, о которых я сейчас пишу. Однако следует подчеркнуть, что Россия ещё не избавилась от «либеральной болезни» — ей ещё много предстоит сделать, чтобы окончательно встать на разумный, прагматический и неидеологизированный путь развития.
Самое важное в анализе российской экономики — это время. Никогда нельзя потерять из ввиду временные рамки. 15 лет — слишком короткий срок для полного возведения промышленного производства с нуля, а два года — слишком короткий срок для получения существенных результатов в импортозамещении. Тот, кто выдаёт себя за экономиста и при этом игнорирует фактор времени, — просто шарлатан.